Кладезь мудрости

(Умид — имя собственное, переводится как «надежда»…)

Поскольку я учился в медицинском институте, я женился относительно поздно. Работаю хирургом-онкологом. Я лечу больных, страдающих раком пищевода.

Умид — мой единственный сын. После трех дочерей, Всевышний Аллах Своей милостью осуществил наши мечты о сыне.

У Умида часто болело горло  и поэтому мы сильно оберегали его. Особенно жена моя неустанно присматривала за ним:

«Умид, не пей холодную воду», «Сынок, что-то не так с твоим голосом, не болит ли опять у тебя горло?»

Недаром говорят у нас, в береженый глаз попадает соринка. Тогда Умиду было 15 лет.

— Привезите лекарство для прочистки горла, — сказала мне жена по телефону.

Я понял, что у сына опять болит горло. В тот день у него поднялась температура, он немало измучился. Я ввел ему инъекцию. Дал выпить лекарство. Вроде бы его состояние улучшилось. Через неделю это вновь повторилось.

— Отведи его к ЛОР-врачу. Пусть хорошенько осмотрит, — сказал утром я жене, уходя на работу.

— По ответам Умида на вопросы врача, видимо у него есть еще и аллергия, врач прописал вот эти лекарства, — сказала она вечером и вручила мне список лекарств.

— Хорошо, берите…

К сожалению, действие этого лечения надолго не хватило. Не прошел и месяц, как мой сын вновь начал испытывать трудности при употреблении ищи.

— По всей видимости, придется удалить твою ангину, сынок, — сказал я с горечью в сердце.

— Давайте удалим завтра, — сказал сын жалобно.

И только тогда я обратил на него внимание. А он исхудал, и весьма побледнел, вид у него был неважный. И очевидно боль уже достаточно измотала его, что он готов на удаление ангины хоть завтра!

— Да ведь, папа, завтра сами меня отведете к врачу, не так ли?

Мне стало жалко его. Мой бедный сынок… Как отец, да еще будучи врачом, я оставил его без внимания.

— Поди ко мне сынок, дай-ка я осмотрю тебя сам! Быть может, если проведем основательное лечение, тогда и удаления не потребуется. По твоему лицу видно, у тебя малокровие. Налицо анемия! Да и иммунитет твой слаб. Тебе нужны укрепляющие лекарства, — с этими словами я присел к нему, взял его за подбородок.

— Ну-ка открой рот, повернись в сторону света…

Заглянув в его горло, мое недоумение возросло. Следов воспаления не было видно. От появившейся в голове мысли мне стало не по себе.

— Где еще у тебя болит, сынок… — задаю я вопрос, но ответа я бы не хотел услышать.

— В груди, вот здесь, — он указал рукой на грудную часть.

У меня потемнело перед глазами.

— А под ребрами? — скажи «нет», сынок, пожалуйста «нет», с моление проговариваю я про себя.

— Болит. И сзади… позвоночник тоже болит…

Я онемел. И чуть было не потерял сознание. У меня не хватило духу ощупать те места, на которых он указывал. «Нет же! Только не это! Бог мой, неужели мой сын заболел раком?! Мой единственный сыночек, мое родимое дитя, которому только исполнилось пятнадцать…» Глаза мои наполнились слезами. Я никак не мог совладать с собой. Я мог зарыдать. Поэтому я встал.

— В чем дело? — сказала удивленно смотревшая на нас жена.

— Завтра мы удалим ему ангину. Смотри какой он бледный, как это я не обращал на него внимания… — с этими словами я направился в спальню.

— Отец, я ведь хотела ужин подать. Куда же Вы? — воскликнула же мне вслед.

— Ешьте. Я потом поем…

Моя голова перестала работать. Весь мир становился тесным для меня. «Что теперь будет? Неужели… неужели дни моего сыночка сочтены? Нет!  Я ошибся. Мне это показалось потому, что я сам работаю по этому профилю. Завтра отвезу на работу и сам проверю. И удостоверюсь, что все это неправда! Да, я ошибся!»

И в это время мне послышались слова жены:

— Как, разве и жидкую пищу не можешь проглотить? Сильно болит? Ох, ты мой сыночек, ты у нас уже давно не питаешься нормально, смотри вон как исхудал весь. Заставь себя есть.

После этих слов я окончательно растерялся. Я незаметно выглянул через приоткрытую дверь спальни. Мой сын пытается проглотить еду из тарелки. Но у него не получается. Кашляет. О Бог мой, да ведь у него уже третья стадия! Неужели до сих пор я ничего не замечал?! Так сколько же он пережил, пока оказался в таком вот состоянии. А вед… я лечу именно эту болезнь! Почему же я не заметил болезнь с самого начала у своего сына, у того, кто рядом со мной?! Нет! Держи себя в руках! Нужно еще проверить… Не паникуй!

Наутро я повез его на работу. Сам я побоялся диагностировать его. Поэтому я попросил своего коллегу Комиля:

— Пожалуйста, проверь его и установи диагноз. Пусть его осмотрят по всем параметрам. Получи все заключения…, рентгенологическую, эндоскопическую, патоморфологическую, ультразвуковую… все…

До их возвращения у меня душа не лежала к работе. Я ожидал их весь в страхе.

— Эркин Валиевич, пусть Умиджан идет домой. Ответы будут завтра… — сказал мой коллега, обнявший моего сына за плечи.

— Завтра? — с изумлением посмотрел я на него. И вдруг мне все стало ясно, отчего у меня сердце упало. Он так говорил, поскольку не хотел обсуждать это при Умиджане.

— Ваш водитель сейчас свободен, он довезет Умиджан до дома и вернется…

Я превратился в безмолвную статую. Мне в голову ничего не приходило. Вернее, я не хотел думать, размышлять об этом. Я не заметил, когда мой коллега вернулся, и не слышал, что он сказал.

— Эркин ака! Эркин ака?! — в конце концов он начал подталкивать меня.

— Дай мне бумаги, — только смог выговорить я.

— Эркин Валиевич, возьмите себя в руки. Вы же сами врач!

— Да-а-а! Я сам врач! Врач, который слеп и глух! Мой единственный сын заболел раком пищевода, а я и не знал! — почему-то я начал кричать на него.

— Мне не было бы так больно, если бы я был земледельцем, или пастухом! Если бы это было только начальная стадия, тогда еще ничего. Что мне теперь делать? Скажи, Комил! Что мне делать, скажи! Что мне сделать, чтобы уберечь его?! И можно ли его уберечь? Ведь он так еще молод! За что?

Вся боль, что накопилась у меня еще со вчерашнего дня, вырвалась наружу. Обняв Комиля, я стал плакать навзрыд. Он не мог успокоить меня. Он мог бы успокаивать меня, если бы я только был неучем, невеждой,    несведущим в этих вопросах… К моему сожалению, я про все это знаю… Бедный мой сын, сколько же он мучений перенес до этого дня… Я же оставался в неведении… Почему же я не знал? Как я мог не заметить?

— У него третья степень, правильно? — спросил я наконец.

Я не желал даже смотреть на бумаги.

— Да, — Комил отвел взгляд.

— Где находится опухоль? Наверху, в середине, или внизу?

Комил вздохнул.

— Внизу?

Он кивнул головой. Глядя на него, у меня потемнело в глазах…

* * *

Когда я открыл глаза, то обнаружил себя в палате для больных. Стало быть, я потерял сознание. Нет, возможно я спал… Да, я спал! И мне приснился страшный сон…

— Комил, мне приснился плохой сон… Во сне, мой сын… Слава Богу, это сон…

— Эркин Валиевич? какой сон?

— Мне приснился сон, что Умиджон заболел раком… — я знал, что это самообман, но видимо, я так сильно этого желал, что мне самому хотелось верить в это.

— Эркин ака? Возьмите себя в руки… Это не сон! Вы должны взять себя в руки, стать опорой для для Вашей семьи…

— Нет, Комил… У меня не хватит сил. Я не смогу пережить того, как он угасает на моих глазах! Не смогу вынести его мук! Он мой ребенок, единственный сын!

— Чем скорее мы возьмемся за лечение, тем лучше. Это Вы и сами хорошо знаете!

— А что я скажу его матери? А как я объясню это ему самому? Ведь дома я каждый день говорил об этой болезни. Рассказывал о состоянии своих пациентов…

— Неужели до этой поры Вы ничего не заметили?

— Не говори. У него болело горло. Мать его заставляла есть пищу пока она горячая. Я проявил безразличие. Иногда, когда ел, он кашлял и не мог проглотить пищу, а я не придавал этому значения. Я полагал, что эта болезнь свойственна старикам! А ведь у молодых она встречается редко!

— Да, в возрасте Умиджана это маловероятно…

— Что мне делать, теперь, Комил?..

— Опухоль находится в нижней части. Вылечить химиотерапией будет сложно. Это и малоэффективно.

— Оперировать еще сложнее… О Боже, что за муки?!

— По возможности будем лечить с применением облучения. Умиджан молод, он еще выздоровеет, — стало заметно, что Комил сам не верил своим словам.

— К Умиджану можем применить курсовой метод лечения. После двух курсов облучения Вы сами прооперируете… — продолжил было он.

— Нет! Я не смогу! Я не смогу прооперировать собственного сына…

— Другого выхода нет. Самый опытный хирург, это Вы. Неужели Вы доверите жизнь собственного сына чужие руки…

О чем я потом говорил с Комилем, я не помню. В тот день была операция. Побоявшись, что не смогу сконцентрироваться, я отказался от участия на ней. Но близкие больного плакали и настаивали на моем участии. У меня перед глазами вновь встал Умиджан. Страдания моего пациента не меньше моего. Однако у них есть одно преимущество — они верят мне, надеются на меня. А как же я? На кого опереться мне?

Операция в тот день состоялась не совсем удачной. Правда, мой пациент жив. Но его состояние… Ему оставалось жить два или три дня. Как же я могу сказать об этом его близким? Раньше я мог. Как врач, я был хладнокровен. А что теперь? Я теперь тоже превратился в питающего надежды отца. Я уже смотрю на их страдания не как врач, а как испытавший горе отец.

Я еле добрался внутрь своего дома. Жена прибежала ко мне:

— Почему Вы не отвезли Умида к ЛОРу? Вы отвезли его в вашу проклятую больницу, до смерти напугав его! Бедный мой сын, он плакал, когда приехал оттуда…

Я весь извелся. Что я скажу теперь? Сын плакал. Значит, он узнал о своей болезни…

— Жена, я устал. Иду с операции. Хочу отдохнуть.

— Я знаю, что Вы идете с операции. Почему Вы Умида туда повезли?

— У нас оборудование хорошее. Они точно показывают. Из-за того, что ты давала ему лекарства и кормила горячей пищей, у него в горле образовалась язва.  С завтрашнего дня я сам буду лечить его!

Сказав это, я прямиком вошел в спальню. Всю ночь я не мог уснуть. Представляя себе, какие мучения придется перенести моему сыну, я впадал в душевные страдания. Как же так случилось, что Аллах оставил меня в неведении об этом? За какие мои грехи Он наслал такой недуг моему единственному сыну?

С пучине таких вопросов и болезненных раздумий я провел два последующие месяца. За это время Умиджан получил два курса лечения. Ни он, ни моя жена больше не стали задавать вопросы. Само то, что моя жена стала несколько замкнутой, говорило о том, каково ей. Сын же вышел выносливым. Он вытерпел все боли и неприятные ощущения. Однако сильнодействующие препраты и излучения свое дело сделали. У бедного моего сына остались одни кости. Выпали его волосы, и даже выпало немало его бровей. Через две-три недели нужно его прооперировать. Но как? Каким образом я поднесу острие ножа к горлу собственного сына, моего ненаглядного дитя?  Ведь мое сердце страдает даже если в его тело вонзается шип!

* * *

Вот и наступил тот самый день. Я никак не мог успокоиться. Как я буду оперировать его? Уже сейчас моих рук берет дрожь.

— Если Вы боитесь, то отложим на неделю. Вы позовете любого из профессоров из-за границы, — пришел к такому решению Комил, увидев мое состояние.

— Нет! Я его никому не доверю! Я должен сам, своими глазами увидеть состояние опухоли. И тогда мне будет легче лечить его, — твердо решил я.

Я взялся за дело, вознеся тысяча молитв Аллаху. Состояние моего сына оказалось намного хуже, чем я того ожидал. Узнав это, я не смог совладать с собой. Меня всего трясло.

— Эркин Валиевич! Что с Вами? — оторопел мой помощник.

И вновь Комил меня выручил:

Вы что, хотите погубить собственного сына?! Это — Умид! Не забывайте! Возьмите себя в руки! Если для других больных Вы боролись прилагая десятикратные усилия, то ради своего сына Вы должны приложить усилия во сто крат больше! Вы его отец!

После этих слов меня словно обрызгали холодной водой. Я всем усердием принялся за работу. Ведь мне нужно бороться за жизнь моего сына! Операция завершилась удачно. Однако… по своему опыту я знаю, что те, кто находится в состоянии Умида, больше пяти лет не живут! О мой Бог! Я не смогу вынести этого! Неужели мой сын не доживет и до двадцати? Близким своих пациентов я спокойно говорил, «ему осталось жить восемь месяцев, один год». Теперь я понимаю, насколько я причинял им страдания и боль.

* * *

Беспрерывным приемом препаратов и уходом в течение трех лет Умиджан продержался хорошо. Затем у него начались ухудшения. Меня охватил ужас. Не осталось ничего, на что я мог бы надеяться. Я весь погрузился в горе. Я сильно желал, чтобы кто-нибудь помог мне, приободрил меня. Люди приходили ко мне с надеждой. Нескольких моих слов было достаточно, чтобы они могли найти в них утешение. А как же я? От кого ждать спасения мне?

Когда я уже не знал, куда мне деваться, начался сезон хаджа. Я возрадовался от осенившей меня мысли. Я повезу сына на хадж. Дам ему напиться воды Зам-зам, стоя у Священной Каъбы, мы вдвоем попросим исцеления.

С этими раздумьями я научился совершать намаз. Вместе со мной научился его совершать и сын. А когда мы вдвоем впервые вошли в мечеть, когда мы совершили саджду, мое сердце настолько умиротворилось, что я бессилен описать это состояние. Мой сын тоже вышел оттуда, будучи намного бодрее. Вместе с нами к ибадату присоединилась и моя жена.

Готовя документы для отправки на хадж, я погрузился в раздумье о том, что говорили готовящиеся к поездке люди. На эту священную поездку должны тратиться честно заработанные средства — халалные деньги! А разве халално то, что я заработал? Я брал деньги у своих пациентов, которые находились у порога смерти. Все мои сбережения и накопления состоят из таких денег. Разве можно их назвать халалом? Неужели окажется тщетным и моя последняя надежда? О Боже, почему же Ты жалеешь для меня Своего милосердия?

Всю ночь горе глодало мое сердце. Назавтра вновь я старался взять себя в руки. По этому вопросу я посоветовался с человеком, кто обладал несколько большими знаниями, чем я.

— Если бы это были дарственные подношения, тогда другое дело… — сказал он призадумавшись, — Но Вы не падайте духом. Мы скажем отправляющимся на паломничество, через них передадим приветствие нашему Пророку алайхиссалам. Привезем из воды Зам-зам.

Мое сердце вновь наполнилось уверенностью. Я поверил в обширность милосердие Аллаха. Я твердо вознамерился, что в следующем году, заработав деньги халалным путем, отправлю на посещение Каъбы хотя самого сына. Мой сын достаточно испил из привезенной хаджиями целебной воды. Наряду с этим, мы ему давали только ту пищу, которая помогала отступлению болезни.

Постепенно у Умиджана начало восстанавливаться здоровье. Уж поверьте, после вторичной малой операции он почти полностью выздоровел.

— Папочка, я выздоровею! Не бойтесь, не бойтесь, что Ваш сын умрет! Я раньше боялся смерти. Теперь не боюсь! Мы в большинстве, неужели мы не сможем побороть одну болезнь… Я, мама и Вы вместе непрестанно боремся. И еще… есть Господь! Он не даст нам впасть в отчаяние, — хотя и заплакал я от таких слов Умиджана, сказанных им после операции, все же это стало для меня утешением.

Сейчас ему двадцать два года. Собираемся его женить. Его болезнь стала для меня большим уроком.

Теперь я ничего не требую с моих пациентов. А за уже совершенные грехи я раскаиваюсь. На заработанные мной честным — халалным путем средства в этом году, даст Бог, мы намереваемся совершить паломничество Хадж. Я верю, что и это осуществится. Инша Аллах!